Проложи по траве чуть дымящийся след
и хрустящий сенник положи в изголовье…
Этот
близкой луны
ненавязчивый свет
добр и жёлт,
как топлёное масло коровье.
Чуть стеклянно мерцает твоя борода,
и лечебно свечение глаз под бровями,
словно в горле, пробулькала в речке вода,
глухо ухает филин вдали
за борами.
Ты слова говоришь, словно мякиш жуёшь,
и неслышно ступаешь по травам, тихоня.
До чего хорошо ты на свете живёшь,
Афанасий Вуколович, дядя Афоня!
Этот век с его броским и резким мазком,
век грохочущих ритмов и танцев с изломом
ты во мне успокаиваешь
сиплым баском
и округлым и сочным, как яблоко, словом.
Потянуло с востока прохладой лесной,
звёзды близкие гаснут.
Светает.
Может, их деревенская баба метлой,
словно угли из печки,
в ведёрко сметает?
