А я собственными глазами видел Кумскую Сивиллу, сидящую в бутылке — и когда мальчишки кричали ей: «Чего ты хочешь, Сивилла?», она отвечала: «Хочу умереть».
СодержаниеЭзре Паунду
Мастеру выше, чем я.
I. ПОХОРОНЫ МЕРТВЕЦА
Апрель жесточайший месяц, гонит
Фиалки из мертвой земли, тянет
Память к желанью, женит
Дряблые корни с весенним дождем.
Зима нас греет, хоронит
Землю под снегом забвенья — не вянет
Жизнь в сморщенном клубне.
Лето ворвалось внезапно — буянит над
Штарнбергер-Зее
Ливнем; мы постояли на колоннаде,
Прогулялись по солнцу до кафе,
Выпили кофе, поболтали часок.
Bin gar keine Russian, stamm’ aus Litauen, echt deutsch. {*}
{* А я и не русская, родилась в Литве, чистокровная немка (нем.).}
Мы были детьми, когда гостили у кузена,
Эрцгерцога — он взял меня кататься на санках.
Я так боялась! Он сказал: Мари,
Мари, держись! И мы покатились… У-ух!
Ах горы! Такая свобода внутри!
По ночам я читаю, зимой отправляюсь на юг.
Стиснуты что тут за корни, что тут за стебли
Взрастают из битого камня? Сын человеческий,
Не изречешь, не представишь, ибо ты внемлешь лини
Груде обломков былых изваяний, где солнце отвесно,
Где не дает мертвое дерево тени, сверчок утешенья,
Камень иссохший журчанья. Тут лишь
Тень этой багровой скалы
(Встань в тень этой багровой скалы!),
Я покажу тебе нечто иное,
Нежели тень твоя утром, что за тобою шагает,
Или тень твоя вечером, что встает пред тобою;
Я покажу тебе страх в горсти праха.
Frisch weht der Wind
Der Heimat zu
Mein Irisch Kind,
Wo Weilest du? {*}
{* Дует свежий ветер
На Родину,
Моя ирландская малышка,
Где ты ждешь? (нем.).}
«Год назад гиацинтами украсил меня ты впервые;
Я звалась гиацинтовой девой».
— Но после, когда мы покинули Сад Гиацинта,
Ты в цветах и в росе, я же
Нем был, и очи погасли мои,
Ни жив ни мертв, ничего я не знал,
Глядел в сердце света — молчанье.
Oed’ und leer das Meer {*}.
{* Море безбрежно и пустынно (нем.).}
Ясновидящая мадам Созострис
Сильно простужена, однако, несмотря на это
обстоятельство,
В Европе слывет мудрейшей из женщин
С колодою ведьминских карт. Она говорит:
Вот ваша карта — Утопший Моряк-Финикиец
(Вот жемчуг очей его! Вот!),
Вот Белладонна, Владычица Скал,
Примадонна.
Вот Несущий Три Посоха, вот Колесо,
Вот Одноглазый Торговец, а эту карту
Кладу рубашкой, не глядя —
Это его поклажа. Что-то не вижу
Повешенного. Бойтесь смерти от воды.
Вижу я толпы, идущие тихо по кругу…
Благодарю. Увидите миссис Эквитон,
Скажите, гороскоп я сама принесу:
В наше время нужно быть осторожным.
Город-Фантом:
В буром тумане зимнего утра
По Лондонскому мосту текли нескончаемые
вереницы —
Никогда не думал, что смерть унесла уже стольких…
Изредка срывались вздохи —
И каждый глядел себе под ноги.
Так и текли, на холм и дальше
по Кинг-Уильям-стрит.
Где Сент-Мэри-Вулнот мертвой медью
Застыл на девятом ударе.
В толпе я увидел знакомого, остановил
и воскликнул: «Стетсон!
Мы сражались вместе в битве при Милах!
В прошлом году ты закопал в саду мертвеца —
Дал ли он побеги? Будет ли нынче цвести?
Выстоял ли в заморозки?
Подальше Пса держи — сей меньший брат
Его когтями выроет назад!
Ты! hypocrite lecteur! — mon semblambte, — mon frere!» {*}
{* Лицемерный читатель! — двойник мой, мой брат! (франц.).}
II. ИГРА В ШАХМАТЫ
Сидела в кресле, будто бы на троне,
Блистающем на мраморном полу,
И зеркало с злаченым купидоном,
Упрятанным в лепной лозе подставки
(Второй крылом глаза себе прикрыл),
Двоило свет шандалов семируких
И возвращало его на стол, откуда
Ему навстречу блеск брильянтов шел
Из множества футлярчиков атласных.
Из костяных и из хрустальных склянок
Ее тяжелый странный аромат
Сочился, и тревожил, и смущал,
Мутя рассудок; с воздухом всходил он
По струйке от окна,
Колебля язычки горящих свеч,
И дым вздымал к резному потолку,
Мрача узор кессонов.
Аквариум огромный с купоросом
Зеленым и оранжевым горел,
И плавал в нем резной дельфин.
Над полкою старинного камина,
Как будто в райский сад окно, сюжет
Метаморфозы бедной Филомелы,
Поруганной насильником-царем;
Там соловей еще пустыню полнил
Невинным гласом, он еще рыдал
Фьюи-юи-юи сквозь серу в уши.
И очевидцы времени иного
На пыльных стенах жухли там и сям,
Свисали клочья, глуша все звуки в раме.
Шаги в дверях…
Ее власы под гребнем при свечах,
Как пламя, шевелились,
И в них слова, но тут их грубо смяли.
«Я к вечеру сдаю. Неважно мне. Останься.
Поговори. Отчего ты все молчишь?
О чем ты думаешь? О чем? Что-что?
Не знаю, что думаешь ты. Думай!»
Я думаю, что мы в крысином ходе,
Где мертвецы порастеряли кости.
«Что там за шум в дверях?»
Наверное сквозняк.
«Что там за шум? Чего он там шумит?»
Да ничего.
«Ты
Ничего не знаешь? И не видишь? Не помнишь?
Ничего?»
Я помню
Вот жемчуг очей его.
«Да жив ли ты? Что у тебя на уме?»
М-м…
О О О О О Шакеспирский рэг —
Как прекрасен он
Первоклассен он
«Так что же мне делать? Что делать?
Вот выскочу сейчас на улицу в чем есть,
Простоволосая… Что нам делать завтра?
И что вообще?»
Душ ровно в десять.
И если дождь, то лимузин в четыре.
И нам, зевая, в шахматы играть
И дожидаться стука в наши двери.
Когда Лил ждала мужа из армии, я сказала
Сама ей, напрямик,
ПОТОРОПИТЕСЬ ВРЕМЯ
Альберт вот-вот вернется, приведи себя в норму!
Он же про деньги спросит, да-да, про деньги,
Те самые, что выдал тебе на зубы.
Лил, да выдери ты все и сделай челюсть,
Так он и сказал, ей-богу, на тебя смотреть
противно.
И мне противно, я сказала, об Альберте-то
подумай,
Четыре года в армии, он же захочет пожить,
А не с тобой, я сказала, так с другой.
Да ну! Вот тебе и ну, я сказала.
Тогда я знаю с кем, сказала, и так на меня
посмотрела!
ПОТОРОПИТЕСЬ ВРЕМЯ
Ты можешь продолжать в том же духе, я сказала,
Найдутся без тебя, и без меня. И
А когда он тебя бросит, не гадай насчет причины,
Я сказала, не стыдно ль быть старухой!
(В ее-то тридцать один!)
Что делать, она сказала и помрачнела,
Это ведь все из-за таблеток, ну ты знаешь…
(У нее уже пятеро, на Джордже чуть не сдохла.)
Аптекарь говорил, что без побочных.
Ну ты и дура, я сказала,
Допустим, Альберт тебя и не бросит,
Но замуж-то зачем как не рожать?
ПОТОРОПИТЕСЬ ВРЕМЯ
Ну вот, в воскресенье Альберт и приехал,
На окорок они меня позвали, с пылу-жару…
ПОТОРОПИТЕСЬ ВРЕМЯ
ПОТОРОПИТЕСЬ ВРЕМЯ
Добрночи Билл. Добрночи Лу. Добрночи Мей.
Добрночи. Пока. Добрночи.
Доброй ночи вам леди, доброй ночи,
милые леди, доброй ночи.
III. ОГНЕННАЯ ПРОПОВЕДЬ
Река бездомна; суставами листва
Цепляется и валится на мокрый берег. Ветер
Молча метет гниющую землю. Исчезли нимфы.
О Темза, не шуми, пока я допою.
Река не сносит ни пустых бутылок, ни оберток,
Ни носовых платков, ни окурков, ни коробков,
Ни прочих причиндалов летней ночи. Исчезли
нимфы.
И их дружки-бездельники, сынки дельцов из Сити,
Исчезли, не оставив даже адресов.
При водах женевских сидел я и плакал…
О Темза, не шуми, пока я допою.
О Темза, не шуми — не долго будешь слушать
песнь мою…
И в вое ветра за моей спиною
Я слышу стук костей и хохот надо мною.
Подкралась крыса по траве тихонько,
К земле прижавшись скользким животом,
А я удил в безжизненном канале
За газовым заводом в зимний вечер.
Я думал о погибели царей,
Сперва отца и вслед за этим брата:
Тела нагие в мокнущей низине
И кости на высоком чердаке
Тревожимы лишь крысьего стопою.
Я временами слышу за спиною
Клаксонов рев — весною так вот Свини
Поедет к миссис Портер на машине.
Ну и ну у миссис Портер ночки
У нее дочки
Моют ножки содовою в бочке!
Et О ces voix d’enfants, chantant dans la coupole! {*}
{* И о эти голоса детей, поющих под куполом (франц.).}
Фьюи-юи-юи
Tp-p-p-p-p-p
Так изнасиловать!
Терей
Город-Фантом
В буром тумане зимнего полдня
М-р Евгенидис, купец из Смирны,
Небрит, но карманы набиты изюмом
С. i. f. Лондон, оплата налицо,
На ломаном французском пригласил
Позавтракать в отель на Кэннон-стрит,
А потом и на уикэнд в Метрополь.
В лиловый час, час разгибанья спин,
Когда мотор толпы на холостом ходу
Ревет, подобно ждущему такси,
Я, слепец Тиресий, пройдя стезей двойной,
Старик с грудями женскими, зрю и реку:
В лиловый час пришествия домой
Уже открылась гавань моряку,
И машинистка дома за еду
Садится, прибрав остатки завтрака, консервы.
Хватает ветер лифчики с окна,
Что сушатся еще в закатные часы,
А на диване (где, по всей вероятности, и спит она)
Чулки валяются, тапки и трусы.
И я, Тиресий, с дряблыми грудями,
Тут не пророчу, тут один финал —
Я сам гостей подобных принимал.
Вот он пред ней — прыщавый клерк, плебей,
Его бравада, мне по крайней мере,
Напоминает шелковый цилиндр
На брэдфордском миллионере.
Труба зовет его, окончен ужин,
Она устала и утомлена,
Он к ласкам переходит, весь напружен,
Как будто бы не против и она.
Он пальцами влезает прямо в это,
Но там все безразлично, словно вата,
Его ж возня не требует ответа —
И не беда, что плоть холодновата.
(И я, Тиресий, чувствовать имел
Все, что творится на таком диване;
Тиресий, что под Фивами сидел
И с тенями Аида брел и тумане.)
Венчает все холодный поцелуй —
И он по темной лестнице уходит…
Уже едва ли думая о нем,
Она глядится в зеркало немного,
И мысль к ней приходит об одном:
«Все кончилось. И ладно. Слава Богу».
Когда девица во грехе падет
И в комнату свою одна вернется —
Рукою по прическе проведет
И модною пластинкою займется.
«Подкралась музыка по водам»,
По Стрэнду и по Куин-Виктория-стрит,
О город, город, слышу я порою
Из бара, что на Лоуэл-Темз-стрит,
Ласкающие всхлипы мандолины,
Где рыбаки, покуда нет путины,
Просиживают дни; а рядом
Ионический Собор
Св. Магнуса своим величьем поражает взор.
Пот реки
Нефть и деготь
Прилив
Баржи влачит
Красный парус
Тряпкой висит
Штиль — некому трогать.
Бревна дрейфуют
В зыби стоячей
К Гринвичу
Минуя Собачий
Вайалала лайа
Валлала лайалала
Лестер с Елизаветой
На веслах вдвоем
В форме раковины
Корма золотая
Шелк и порфира
Рябь набегая
Златит водоем
Звон колокольный
Белые башни
Воды уносят
В потоке своем
Вайалала лайа
Валлала лайалала
«Трамваи, пылища, грязь.
Хайбери родина. Ричмонд могила мне.
В Ричмонде я отдалась
Прямо в байдарке на дне».
«В Мургейте я. Да сама виновата.
Кончил он и начал реветь.
Он больше не будет. А я-то…
Чего уж тут! О чем сожалеть?»
«Маргейтский пляж.
Не было забот
И ничего.
И обрезков ногтей-то за это не дашь.
А мамаша уже и не ждет
Ничего».
ла ла
И я тогда пустился в Карфаген
Жжет жжет жжет жжет
Господи уповаю на Тебя
Господи уповаю
жжет
IV. СМЕРТЬ ОТ ВОДЫ
Две недели как мертв Флеб-финикиец.
Забыл он крик чаек, песнь ветерка,
Барыши и убытки.
Теченье у дна
Глодало его молча. Пока
Не вошел он, минуя старость
И юность, в водоворот.
Почти,
Ты, стоящий у штурвала, иудей или эллин,
Почти Флеба, был он красив и строен, как ты
почти.
V. ЧТО СКАЗАЛ ГРОМ
После факельной пляски на потных лицах
После глухого молчанья в садах
После пыток в пустыне
Воплей и плача
Темницы, дворца и раскатов
Весеннего грома далеко над горами
Тот кто был жив ныне мертв
Мы что были живы теперь умираем
И терпенье кончается
Здесь нет воды лишь камни
Камни и нет воды и в песках дорога
Дорога ведущая в горы
В горы камней в коих нет воды
А была бы вода мы бы встали припали бы к ней?
Но ни встать ни помыслить средь этих камней
Солью пот и ступни в песке
Средь этих камней чуть воды бы
Мертвых гор пересохшая черная пасть
Здесь ни встать ни сесть ни упасть
Даже безмолвия нет в этих горах
Гром без дождя
И одиночества нет в этих горах
Исподлобья красные злобные лица
Смотрят глумливо из жалких лачуг
Была бы вода
А не камни
Пусть камни
Но и вода
И вода
Родничок
Лужица
Хоть бы голос воды
Не цикады
Не посвист иссохшей травы
Журчанье воды по камням
В коих дрозд-отшельник средь сосен
выводит
Кап-кап кап-кап кап-кап-кап
Но нет здесь воды
Кто он третий идущий всегда с тобой?
Посчитаю так нас двое ты да я
Но взгляну вперед по заснеженной дороге
Там он третий движется рядом с тобой
В темном плаще с капюшоном
И не знаю мужчина ли женщина
— Кто ж он бок о бок с тобой?
Что там за звуки с небес
Тихий плач материнский
Что там за орды несутся
По иссохшей безводной равнине
Коей нет ни конца и ни краю
Что за город там над горами
Рассыпается в лиловом небе
Падают башни
Иерусалим Афины Александрия
Вена Лондон
Фантом
И женщина свой распустила узел
И волосы как струны зазвенели
Нетопыри сложив крыла на пузе
Повисли вниз головой на капители
Лилового свеченья полоса
Колокола ударили на башне
Храня свой час вчерашний
И пересохших колодцев голоса
В этой пустыне меж гор нет жизни
Месяц бессилен и трава поет
Над щебнем надгробий
Пустая часовня, жилище ветра.
Окна зияют, дверь скрипит на ветру
Мертвые кости чар не таят.
Лишь петушок на коньке
Ку-ка-реку ку-ка-реку
Меж молний. Влагой дохнуло.
К дождю.
Ганга обмелел, и обвисшие листья
Ждали дождя, а тучи
Сгущались вдали над Гимавантом.
Джунгли присели в молчанье, как перед
прыжком.
И тогда гром сказал
DA
Datta: что же мы дали?
Отчаянье жить мгновеньем
Стоящее столетий благоразумья
Сим и лишь сим мы и жили
Чего не отыщешь ни в некрологах
Ни в эпитафиях наших затянутых паутиной
Ни за печатями сломанными адвокатом
В пустых наших квартирах
DA
Dayadhvam: Слышал я ключ повернулся
Только раз повернулся в замке
Думаем все о ключе, каждый в темнице
своей
О ключе, ощущая темницу
Лишь ночью — и звуки эфира
На миг оживляют разбитого Кориолана
DA
Damyata: Судно слушалось
Радостно твердой руки у кормила
Море спокойно, и сердце послушалось бы
Радостно, только позволь ему — забьется
Как велено кормчим
На берегу я сидел
И удил, пустыня за моею спиною
Наведу ли порядок я в землях моих?
Лондонский мост падает падает падает
Poi s’ascose nel foco che gli affirm {*}
{* И скрылся там, где скверну жжет пучина (итал.).}
Quando fiam uti chelidon {*} — Ласточка ласточка
{* …когда же я стану, как ласточка (лат.).}
La Prince d’Aquitaine a la tour abolie {*}
{* Аквитанский принц у разрушенной башни (франц.).}
Обломками сими подпер я руины мои
Будет вам зрелище! Иеронимо вновь безумен.
Datta. Daydhvam. Damyata {*}.
{* Давай, сострадай, властвуй собой (санскрит.).}
Shantih shantih shantih {*}
{* Заключительные слова из «Упанишад». В автокомментарии Элиот переводит их как «Мир (покой), превосходящий всякое понимание» (the Peace which passeth understanding). Характерно, что отсылки к соответствующему библейскому тексту: «The Peace of God which passeth understanding» (Philippians, 4, 7) Элиот не дает.}
Перевод С. Степанова
