Империи французской нет в помине:
Одно названье нам осталось ныне.
Порок царит, а добродетель прочь
Бежит: обиды ей сносить не в мочь.
К вельможам липнут новые любимцы:
Шуты, комедианты, проходимцы.
Стал предпочтенье отдавать француз
Льстецам и краснобаям вместо Муз.
В почёте богохульники и воры,
И драчуны, что затевают ссоры.
Врали и подлипалы, игроки,
Гадальщики, проныры, дураки.
Светило дня узрев порой заката,
Укрыла ризой ночь багрец и злато!
Мне жаль смуглянку Музу: ей у нас
Был создан при Дворе второй Парнас!
Безмерно почитали там Камену,
Придав ей несказанный блеск и цену.
А что до слабоумных и невежд —
Тогда им вовсе сладостных надежд
Не подавали Мнемозины дщери.
Теперь для них открыты настежь двери.
Проклюнутся птенцы, носы задрав,
И выказать спешат свой наглый нрав.
Тьма-тьмущая ублюдков и уродов,
Разбухших от почёта и доходов,
От пенсий, митр и посохов, пиров,
И титулов, и лести, и даров.
А позади, с разинутыми ртами,
Увенчанные лавром и цветами,
Став жертвой небывалых перемен,
Торчат питомцы девяти Камен,
Дружившие и с Талией, и с Фебом,
И с королями под французским небом.
Но варварства эпоха не нова:
Мы от него избавились едва!
Ужель опять, французы, как врагами,
Невзгодье нам ниспослано богами?
Да, Николя, тут виден божий перст.
Рукой творца небесный свод отверзт!
Ведь наши козни, злоба, лицемерье,
Беспутство, ложь — несчётных бед преддверье!
Тот — записной мошенник, этот — плут.
Поверишь? Турки праведней живут!
Что за корысть была тащить мне Феба,
С его Девяткой в этот мрак Эреба?
Мне жаль, что первые шаги помог
Им сделать в нашем крае, видит бог,
Когда, юнцом, по берегу Луара,
В предощущенье крепнущего дара,
Бродил я, и Кассандры красота
Мне озаряла здешние места.
Её очам прелестным, полным света,
Я был обязан выбором сюжета,
И тем, что полюбил высокий стиль —
Для знатоков, а не для простофиль!
Чем больше было славы, тем упорней
Пускала зависть повсеместно корни.
Я защитил девятерых сестёр,
Вульгарным рифмачам наперекор.
Привёл я, несмотря на их нападки,
Святую паству Фебовой Девятки,
Чтоб вознеслись под наши небеса
Чарующие греков голоса.
Лежала на плечах моих обуза —
Своим трудом прославить речь француза.
В те времена поэзии язык
У нас необработан был и дик.
Ты помнишь, Николя, по старой дружбе,
Меня пажом у короля на службе,
Что мог бы имя гордое своё
Метнуть, как златоострое копьё,
От края, где зеницы заблестели
У Феба — до его морской постели!
Невеждам я стремился дать отпор.
Воды немало утекло с тех пор.
А толку что? Почётного эскорта
Хватает у писак такого сорта!
Вельмож всесильных долго ли увлечь?
В пустых прекрасах выспренная речь
Им по нутру. Её не терпит Муза
За то, что длинен стих, а мысль кургуза.
Рифмованною прозой назову
Я этот стих во сне и наяву!
Да попадись им сам Вергилий в руки,
Они, того и жди, помрут со скуки!
Теперь я стар, чтобы голову сломя
Кидаться в бой, чудовища громя.
Вдобавок принца Шарля жизни яркой
Был прерван ход неумолимой Паркой.
Давно ли безмятежно и светло
Он лаврами увитое чело
Склонял к моим стихам, но жизнетворный
Иссяк родник, руке судьбы покорный.
Вселенной правит Время, не спеша.
И, может быть, родится в ней душа,
Что станет в преизбытке силы юной
Обман и косность истреблять в Подлунной.
Грядущее провидит глаз творца.
Не даст он ранить чистые сердца.
В борьбе с коварством, тупостью и ложью
Мы станем уповать на милость божью.
Когда стихает волн солёных дурь,
Живут морские берега без бурь.
Осенним днём гудят от ветра долы,
Но не у всех дубов макушки голы,
И не всегда огонь, упав с небес,
На горных склонах зажигает лес.
Кто б ни был ты, о Пиерид избранник,
Мой стих возьми с собой в дорогу, странник.
Бродя в траве аттитических полян,
Ты новых слов обилье, как бурьян,
Отбрось: придаст поэзии напевность
Не повседневность, а седая древность.
Поэзия — богов бессмертных дар.
Он для тебя, как для пчелы нектар.
Запомни: золотым искусства веком
Обязаны мы римлянам и грекам.
Подстать пчеле, опустошай и ты
Харит благоуханные цветы.
Но, упиваясь их сладчайшей данью,
Пренебрегай недоброхотов бранью.
И уподобится твой стих, певец,
Наитью Мельпомены для сердец!
Поскольку мне чужда была вульгарность,
Я для себя избрал непопулярность.
Как раздражал меня собачий лай,
Когда я появлялся невзначай
У той скалы, где плещет ключ Кастальский,
Дабы язык французов мало-мальски
Улучшить и придать ему красы!
И если б не завистливые псы,
Негибкую, хромающую речь я
Избавил бы от горького увечья.
Добейся славы той, чей звучный глас
К потомкам дальним долетит от нас.
В поэзии прельщайся не главенством,
Не властью, но высоким совершенством.
На всякий лад сюжетов ныне тьма.
Легко найдёшь ты пищу для ума.
Поэмы, пасторали, гимны, оды
Пиши, но избегай вульгарной моды.
Ты песнями её не дорожи:
Кто их поёт? Служанки да пажи!
Как стрел в колчане грозное сиянье,
Династий блеск — поэтов достоянье.
На том пути, что выбрал славный род,
Не вздумает болтаться всякий сброд.
Взмахнув крылами, обречён бессмертью,
В оливковом венке, небесной твердью
Летел бы ты, когда б у наших врат
Когорты Марса не стояли, брат!
Создать певца, однако, для примера,
Господь бы мог, по образу Гомера, —
И просветить французов: «Бед запас
Для вас таит Беллона в этот час!»
Кому сидеть придётся на престоле?
Как знать? Король отцом не будет боле.
Наследный принц — воитель записной,
И с малолетства бредит он войной.
Проворен и умён, — двуручной шпагой,
Мечом, копьём владеет он с отвагой.
Как молния блистает в битве он,
Но не дадут воссесть ему на трон!
Надменна стать мужей вооружённых,
Но жалок вид оружьем их сражённых!
Огни пожаров, груды мёртвых тел,
Сиротство, кровь, — безмужних жён удел.
И торжества во вражеских когортах,
И корабли чужие — в наших портах!
Мы гибнем! Франции пришёл конец.
О если б разум свой вложил творец
В такого короля, чтоб умудрённый,
Он край заставил, кровью обагрённый,
Свой век златой вернуть и вновь обресть
Былую славу и былую честь.
Пороки отомрут. Без боя льготы
От короля получат гугеноты.
Закончится раскол, и Божий дом
Величие своё усмотрит в том,
Что, в римской церкви правоте уверясь,
Без прекословья отступила ересь.
Под благодатным ветром перемен
Как обойтись без девяти Камен,
Когда, предотвратив кровопролитье,
Произошло счастливое событье?
Пускай по всем провинциям, хваля
Величье и сердечность короля,
Девяткой сладкопевною Камены
Пройдут, воды испив из Иппокрены.
Я принца знал, когда он был дитя.
Но, под его эгидой обретя
Отчизну, где кровавые расправы
Исчезли вовсе и смягчились нравы,
Дай нам, господь, свидетелями стать
Того, как суждено ему блистать!
Но если Валуа расстаться с троном
Судил творец, отдав его Бурбонам —
Нет вечного на свете ничего, —
Притом объединяет их родство! —
Пошли всевышний миролюбья, веры
И благодати двум домам сверх меры!
Пусть наши города в ближайший срок
Искоренят беспутство и порок.
Да не гнездится больше в них злосчастье,
Азартная игра и любострастье.
Да не скрывает еженощно мрак
Предательства, убийства, пьяных драк.
Пускай свои дурацкие затеи
Придворные шуты и лицедеи
Забудут навсегда, а мы, взамен,
Упьёмся пеньем девяти Камен.
Звучать ему, доколе с небосклона
Сгоняет мглу светильник Апполона,
И заливает, новый день даря,
Восток багрянцем алая заря.
Пусть Феба жизнетворное сиянье
Развеет чёрной нечисти влиянье,
Чтоб не страшились ран и тайных чар
Ни ты, мой Николя, не я, Ронсар!
Перевод В.Потаповой
