О вы, которые в челне зыбучем,
Желая слушать, плыли по волнам
Вослед за кораблем моим певучим,
Поворотите к вашим берегам!
Не доверяйтесь водному простору!
Как бы, отстав, не потеряться вам!
Здесь не бывал никто по эту пору:
Минерва веет, правит Аполлон,
Медведиц — Музы указуют взору,
А вы, немногие, что испокон
Мысль к ангельскому хлебу обращали,
Хоть кто им здесь живет — не утолен,
Вам можно смело сквозь морские дали
Свой струг вести там, где мой след вскипел,
Доколе воды ровными не стали.
Тех, кто в Колхиду путь преодолел,
Не столь большое ждало удивленье,
Когда Ясон предстал как земледел.
Врожденное и вечное томленье
По божьем царстве мчало наш полет,
Почти столь быстрый, как небес вращенье.
Взор Беатриче не сходил с высот,
Мой взор — с нее. Скорей, чем с самострела
Вонзится, мчится и сорвется дрот,
Я долетел до чудного предела,
Привлекшего глаза и разум мой;
И та, что прямо в мысль мою глядела, —
Сияя радостью и красотой:
«Прославь душой того, — проговорила, —
Кто дал нам слиться с первою звездой».
Казалось мне — нас облаком накрыло,
Прозрачным, гладким, крепким и густым,
Как адамант, что солнце поразило.
И этот жемчуг, вечно нерушим,
Нас внутрь воспринял, как вода — луч света,
Не поступаясь веществом своим.
Коль я был телом, и тогда, — хоть это
Постичь нельзя, — объем вошел в объем,
Что должно быть, раз тело в тело вдето,
То жажда в нас должна вспылать огнем
Увидеть Сущность, где непостижимо
Природа наша слита с божеством.
Там то, во что мы верим, станет зримо,
Самопонятно без иных мерил;
Так — первоистина неоспорима.
Я молвил: «Госпожа, всей мерой сил
Благодарю того, кто благодатно
Меня от смертных стран отъединил.
Но что, скажите, означают пятна
На этом теле, вид которых нам
О Каине дает твердить превратно?»
Тогда она с улыбкой: «Если там
Сужденья смертных ложны, — мне сказала, —
Где не прибегнуть к чувственным ключам,
Взирай на это, отстраняя жало
Стрел удивленья, раз и чувствам вслед,
Как видишь, разум воспаряет вяло.
А сам ты мыслишь как?» И я в ответ:
«Я вижу этой разности причину
В том, скважен ли, иль плотен сам предмет».
Она же мне: «Как мысль твоя в пучину
Неистинного канет, сам взгляни,
Когда мой довод я навстречу двину.
Восьмая твердь являет вам огни,
И многолики, при числе несчетном,
Количеством и качеством они.
Будь здесь причина в скважном или плотном,
То свойство было бы у всех одно,
Делясь неравно в сонме быстролетном.
Различье свойств различьем рождено
Существенных начал, а по ответу,
Что ты даешь, начало всех равно.
И сверх того, будь сумрачному цвету
Причиной скважность, то или насквозь
Неплотное пронзало бы планету,
Или, как в теле рядом ужилось
Худое с толстым, так и тут примерно
Листы бы ей перемежать пришлось.
О первом бы гласили достоверно
Затменья солнца: свет сквозил бы здесь,
Как через все, что скважно и пещерно.
Так не бывает. Вслед за этим взвесь
Со мной второе; и его сметая,
Я домысл твой опровергаю весь.
Коль скоро эта скважность — не сквозная,
То есть предел, откуда вглубь лежит
Ее противность, дальше не пуская.
Отсюда чуждый луч назад бежит,
Как цвет, отосланный обратно в око
Стеклом, когда за ним свинец укрыт.
Ты скажешь мне, что луч, войдя глубоко,
Здесь кажется темнее, чем вокруг,
Затем что отразился издалека.
Чтоб этот довод рухнул так же вдруг,
Тебе бы опыт сделать не мешало;
Ведь он для вас — источник всех наук.
Возьми три зеркала, и два сначала
Равно отставь, а третье вдаль попять,
Чтобы твой взгляд оно меж них встречало.
К ним обратясь, свет за спиной приладь,
Чтоб он все три зажег, как строй светилен,
И ото всех шел на тебя опять.
Хоть по количеству не столь обилен
Далекий блеск, он яркостью своей
Другим, как ты увидишь, равносилен.
Теперь, как под ударами лучей
Основа снега зрится обнаженной
От холода и цвета прежних дней,
Таков и ты, и мысли обновленной
Я свет хочу пролить такой живой,
Что он в глазах дрожит, воспламененный.
Под небом, где божественный покой,
Кружится тело некое, чья сила
Все то, что в нем, наполнила собой.
Твердь вслед за ним, где столькие светила,
Ее распределяет естествам,
Которые, не слив с собой, вместила.
Так поступает к остальным кругам
Премного свойств, которые они же
Приспособляют к целям и корням.
Строй членов мира, как, всмотревшись ближе,
Увидел ты, уступами идет
И, сверху взяв, патом вручает ниже.
Следи за тем, как здесь мой шаг ведет
К познанью истин, для тебя бесценных,
Чтоб знать потом, где пролегает брод.
Исходят бег и мощь кругов священных,
Как ковка от умеющих ковать,
От движителей некоих блаженных.
И небо, где светил не сосчитать,
Глубокой мудрости, его кружащей,
Есть повторенный образ и печать.
И как душа, под перстью преходящей,
В разнообразных членах растворясь,
Их направляет к цели надлежащей,
Так этот разум, дробно расточась
По многим звездам, благость изливает,
Вокруг единства своего кружась.
И каждая из разных сил вступает
В связь с драгоценным телом, где она,
Как в людях жизнь, по-разному мерцает.
Ликующей природой рождена,
Влитая сила светится сквозь тело,
Как радость сквозь зрачок излучена.
В ней — ключ к тому, чтоб разное блестело
По-разному, не в плотности отнюдь:
В ней — то начало, что творит всецело,
По мере благости, и блеск и муть».
