О прачке мой бесхитростный рассказ,
Мне думается, позабавил вас,
Но вымыслом, наверно, показался.
Мне самому так кажется порой:
Ведь те, кто знал старуху молодой, —
Из них никто в живых уж не остался.
Что поколенью новому старье?
Им, молодым, нет дела до нее, —
Голодного не разумеет сытый.
Она стоит, платок свой теребя.
В трудах не берегла она себя;
Теперь же — горе бедной, позабытой!
Теперь ее согнуло бремя лет;
Еще прилежна, только сил уж нет.
Она бормочет: «Милостиво небо.
Покуда не настанет мой черед
И Боженька меня не приберет,
Он, верно, даст мне, горемычной, хлеба».
Была пора, проворна и крепка,
Она стирала, и ее рука
На подаянье бедным не скупилась.
«Голодный, — говорила, — заслужил».
К ее ногам я шляпу положил:
Она сама просить не научилась.
Пусть Бог пошлет вам, дамы, господа,
Как этой прачке, долгие года
И мирно кончит вашей жизни повесть.
Затем что изо всех даров земных
Превыше — два, хоть мало ценят их:
Почтенный возраст и благая совесть.
